Вот небольшой обзор-отзыв на то што я ещё тут прочитал. Писать на самом деле особо и нечего, это же не художественное произведение, но я попробую пройтись по некоторым статьям, со своим мнением и с цитатами из самого Толстого. Ну и ссылок накидаю, всё таки если хотите чё то понять таки читайте сами.
О науке (Ответ крестьянину) это форменный бред. Оказывается все науки бесполезны и не нужны, если они не бегут, роняя тапки и бросив предмет исследования, отвечать на вопросы Толстого о смысле жизни. Это глупость какая то. Хотя отдельные мысли интересны. Например, вот крестьянин выучился и встроился в общую систему угнетения теперь уже как хозяин. Из этого Толстой делает вывод, што учиться вообще не следует ибо этим ты работаеш на государство, а надо быть против системы. Офигенная логика. www.levtolstoy.org.ru/lib/sb/book/1883/page/0
Царю и его помощникам. Обращение Льва Николаевича Толстого здесь представлены мысли Толстого на тему как нам обустроить россию. Здравые мысли, надо сказать. Он предлагает целую кучу конкретных действий для успокоения народа и недопущения революции. Вот, говорит, видите какой писец кругом, надо то то и то то, а то вобще чёрте што начнется. Но конешно его никто не послушал и всё началось. Написано в 1901 году. Молодец, предвидел, понял куда всё катится. www.levtolstoy.org.ru/lib/sb/book/3156/page/0
Китайскому народу от христианина Толстой по какой то непонятной причине любит китайцев и уверен што они все там реально живут по заветам конфуция. На основе этого ругает европейцев псевдохристиан и хвалит китайцев молодцов.
А теперь самое интересное и главное, то што я и хотел выяснить и понять – отношение Толстого к религии.
Разорвать ленту в клочьяПервым делом надобно обратить внимание на Как читать евангелие и в чем его сущность? www.levtolstoy.org.ru/lib/al/book/1875/ ибо ежели пытаться понимать самого писателя, прежде стоит узнать как же он понимал. А понимал он весьма своеобразно и в то же время просто. Для понимания евангелия Толстой советует обратить внимание на самую суть, на самое простое и понятное. То есть на собственно учение. Всё непонятное в топку. Все чудеса, описания, нестыковки, все подробности, всё это в топку. Здесь вот как выходит, Толстой называя себя христианином и верующим, не перестаёт при этом быть умным и образованным. Он прекрасно знает всю историю церкви и как писались все эти священные книги. Всё же считая их священными, он не опускается до мыслей о том што эти книги с неба упали и каждое слово в них важно и истинно, для него важен и священен именно смысл, нравственное учение, а не всякая сопутствующая хрень. Ну он же знает как это написано, его уже не обмануть. Можно конечно, посомневаться в правдивости Толстого, но я почему то ничуть не сомневаюсь, што он мог себе позволить подробно всё изучить и узнать, в том числе разные варианты и разные переводы. Всё таки мужик умный а делать ему нехрена, на работу не ходить, сиди себе да разбирайся. И вот прочитав таким образом евангелие и сделав собственные выводы, он переходит к учению церкви и берётся за догматическое богословие. И как берётся хо хо.
Исследование догматического богословия www.levtolstoy.org.ru/lib/sb/book/1856/page/0 очень крутая книга с точки зрения критики религии. Я считаю она очень полезна будет для антицерковной, антирелигиозной и тд деятельности, критики, мысли, да и просто для общего развития. Несмотря на то што Толстой верующий, книга целиком и полностью состоит из критики и несогласия, так што может быть полезной и для атеистических взглядов. Да, вот так внезапно. Я всё ждал хвалёного сектантства но его не обнаружил. Зато разница веры и религии представлена так, што вера получается вместе с атеизмом против религии. На сайте можно прочитать как полностью так и по отдельным темам. И почти сразу Толстой начинает с критики "Я долго трудился над этим и, наконец, достиг того, что выучил богословие, как хороший семинарист, и могу, следуя ходу мысли, руководившей составителей, объяснить основу всего, связь между собой отдельных догматов и значение в этой связи каждого догмата и, главное, могу объяснить, для чего избрана именно такая, а не иная связь, кажущаяся столь странною. И, достигнув этого, я понял и весь смысл учения и ужаснулся. Я понял, что всё это вероучение есть искусственный (посредством самых внешних неточных признаков) свод выражений верований самых различных людей, несообразных между собой и взаимно друг другу противоречащих."
"Я читывал так называемые кощунственные сочинения Вольтера, Юма, но никогда я не испытывал того несомненного убеждения в полном безверии человека, как то, которое я испытывал относительно составителей катехизисов и богословий. Читая в этих сочинениях приводимые из апостолов и так называемых отцов церкви те самые выражения, из которых слагается богословие, видишь, что это -- выражения людей верующих, слышишь голос сердца, несмотря на неловкость, грубость, часто ложность выражения; когда же читаешь слова Дамаскина, Филарета или Макария, то ясно видишь, что составителю дела нет до сердечного смысла приводимого им выражения, он не пытается даже понимать его; ему нужно только случайно попавшееся слово для того, чтобы прицепить этим словом мысль апостола к выражению Моисея или нового отца церкви. Ему нужно только составить свод такой, при котором бы казалось, что всё, что только написано во всех так называемых священных книгах и у всех отцов церкви, написано только затем, чтобы оправдать символ веры."
Самая суть богословия по Толстому это просто игра словами. И в этом можно непосредственно убедиться, ведь Толстой приводит огромные цитаты. Сомневаюсь што среднестатистический человек считающий себя неверующим или нерелигиозным будет тратить время и силы на чтение этой тягомотины, по этому вот прекрасная возможность прочитать самую суть в сокращённом виде. Честно говоря эти цитаты очень тяжело читать, потому што, сами можете увидеть, это тупо игра словами. Смысл богословия это выучить наизусть наиболее мутные места писания и уметь соединять их между собой самым произвольным образом и без всякой логики. На каждый вопрос уже есть ответ, заранее, а уже потом под этот нужный, выгодный ответ, подгоняется писание и предание для "доказательства". Очевидно што доказать таким образом можно всё што угодно. Толстой периодически бесится, когда автор богословия льёт из пустого в порожнее, жонглирует словами, а потом так хоп и всё, типа ответили, переходим дальше. Бывает забавно смотреть на весьма эмоциональную реакцию Толстого на подобные фокусы. Это очень современно как то. Как будто блогер кого то цитирует, а потом так "И это всё? Вы думаете ответили? И это сука 50 страниц!! Вы издеваетесь??"
Толстой всё таки гениален и эта гениальность позволила ему увидеть и понять главный принцип религиозной мысли. Как часто споря, общаясь или просто слушая верующих можно впасть в ступор от того как легко у них сочетается взаимоисключающее. А оказывается вот оно чё "Всё одна и та же уловка во всех главах этой книги: два разные понятия умышленно соединенные в одно для того, чтобы в случае надобности заменить одно другим и, пользуясь этим, механически подобрать все тексты писания и так запутать их, чтобы можно было сливать несогласимое." ну гениально же. И главное всё сразу встало на свои места, стоит только помнить про этот принцип и сразу всё понятно. Как нам выгодно так и поворачиваем. И получается бог ветхого и нового заветов один и тот же, христос и бог одно и тоже, когда надо бог, когда надо человек ну и тд и так во всём.
Когда же толкование догмата слишком запутано, Толстой периодически называет приводимые цитаты святых отцов «бредом сумасшедшего». И с ним трудно не согласиться. Алсо, Толстой посылает богословов к чёрту – «Да идите и вы к отцу своему, диаволу.»
Многие догматы доказываются в виде спора с католиками, протестантами и еретиками. Ошибки и заблуждения других естественно будут разбиты. Происходит это примерно так – "вот вопрос чем вытирать задницу, одни раскольники предлагают отвёртку, но это же просто смешно, хаха ну и бред. Иные еретики дерзнули утверждать што шилом. Как только они так могли?? Мы в ужасе отрицаем такое дикое отпадение от истины. И таким образом видно, што ни те ни другие не правы, а стало быть правы мы и наш догмат - вытирать жопу напильником, самый правильный и непогрешимый и все должны его исповедовать". Об этом Толстой пишет так – "Я отмечаю только словами спор и доказательства. Но, боже мой! что бы за ужасная книга была та история богословия, которая бы рассказала все эти насилия, обманы, муки, убийства, которые происходили из-за каждого из этих споров. Всё это так кажется неважно, только смешно, когда читаешь теперь описание этих споров; но сколько зла они внесли в мир!" Толстой отмечает, што самые сильные споры, а соответственно и гонения и расколы и истребления несогласных, происходят из-за догматов совершенно неважных для жизни и не имеющих никакого практического приложения. Забывая о главном, обращают внимание на всякую мелочь вроде перстосложения, иконопочитания и прочего супер важного, типа с какого конца яйцо бить* да это отсылка к Свифту.
Но и более серьёзные вопросы для Толстого также не важны. Например троица. www.levtolstoy.org.ru/lib/sb/book/1879/page/0 Никакого практического приложения из догмата о троице не следует, бог, как абсолют, непостижим, так и зачем тогда признавать што бог это три в одном, если понять это невозможно? Получается што толку от "знания истины" троицы нет никакого, однако, это знание считается самым важным и те кто признают троицу те молодцы, а кто не признаёт чудовища.
Божественность иисуса также ставится под сомнение. И не просто ставится, Толстой её отрицает. Используя евангелие, доказывает што иисус не бог и не сын божий в прямом смысле. И это можно понять, мне и самому приходили такие мысли, ну вот был такой человек, который говорил што все люди
После отрицания божественности отрицает и искупление и само понятие искупления. Заодно проходится по первородному греху, грехопадению и всей истории про адама вообще. www.levtolstoy.org.ru/lib/sb/book/1876/page/0 Возмущается навязыванием шестоднева, как единственно верной картины мира.
После всего этого совершенно логично отрицает все таинства церкви, как ненужные и ни на чём не основанные. www.levtolstoy.org.ru/lib/sb/book/1877/page/0 Также отрицаются и критикуются мощи, вещи, иконы и все остальные проявления языческо-магического. Да и самые храмы уже не нужны, как и иерархия церковная. Иерархия вообще получила кучу критики.
В понятии "церковь" опять сливается два разных понятия, церковь как множество всех верующих и церковь как церковная власть, в определении Толстого - иерархия. Толстой пишет што все эти многочисленные бессмысленные догматы и правила нужны и выгодны только для иерархии, а церкви в широком смысле они не нужны. Более того, церкви в широком смысле просто не может быть, если есть церковь как власть, потому што одно исключает другое. Невозможно проверить как именно и во што именно верит каждый условный верующий, но он считается членом церкви, даже если вообще ничего не понимает и ни во што не верит и ничего не исполняет, до тех пор пока он ничего не выскажет против иерархии. Церковь получается не всё множество верующих, а только те кто подчинен или приписан к конкретной иерархии. И эта иерархия Толстому очень не нравится. Для него важно единение, а не разделение, а единение невозможно по причине разного понимания догматов. И вот Толстой предлагает отказаться от всего этого и объединиться со всеми. О церкви же он отзывается так - "Православная церковь?
Я теперь с этим словом не могу уже соединить никакого другого понятия, как читать дальшенесколько нестриженных людей, очень самоуверенных, заблудших и малообразованных, в шелку и бархате, с панагиями бриллиантовыми, называемых архиереями и митрополитами, и тысячи других нестриженных людей, находящихся в самой дикой, рабской покорности у этих десятков, занятых тем, чтобы под видом совершения каких-то таинств обманывать и обирать народ. Как же я могу верить этой церкви и верить ей тогда, когда на глубочайшие вопросы о своей душе она отвечает жалкими обманами и нелепостями и еще утверждает, что иначе отвечать на эти вопросы никто не должен сметь, что во всем том, что составляет самое драгоценное в моей жизни, я не должен сметь руководиться ничем иным, как только ее указаниями. Цвет панталон я могу выбрать, жену могу выбрать, дом построить по моему вкусу, но остальное, то самое, в чем я чувствую себя человеком, во всем том я должен спроситься у них -- у этих праздных и обманывающих и невежественных людей. В своей жизни, в святыне своей у меня руководитель -- пастырь, мой приходский священник, выпущенный из семинарии, одуренный, полуграмотный мальчик, или пьющий старик, которого одна забота -- собрать побольше яиц и копеек. Велят они, чтобы на молитве дьякон половину времени кричал многая лета правоверной, благочестивой блуднице Екатерине II или благочестивейшему разбойнику, убийце Петру, который кощунствовал на Евангелии, и я должен молиться об этом. Велят они проклясть, и пережечь, и перевешать моих братьев, и я должен за ними кричать анафема; велят эти люди моих братьев считать проклятыми, и я кричи анафема. Велят мне ходить пить вино из ложечки и клясться, что это не вино, а тело и кровь, и я должен делать.
Да ведь это ужасно! Ужасно, если бы возможно было. На деле же этого нет, но не оттого, чтобы они ослабели в своих требованиях -- они всё так же орут анафема, кому велят, и многая лета, кому тоже велят; но на деле уже давно, давно никто их не слушает. Мы, люди так называемые образованные (я помню свои тридцать лет жизни вне веры), даже не презираем, а просто не обращаем никакого внимания, даже любопытства не имеем знать, что они там делают и пишут и говорят.
Пришел поп -- дать полтинник. Церковь, построенную для тщеславия, святить -- позвать долгогривого архиерея, дать сотню. Народ еще меньше обращает внимания. На масленице надо блины печь, на страстной говеть, а если возникнет вопрос душевный для нашего брата, идешь к умным, ученым мыслителям, к их книгам, или к писанию святых, но не к попам.
Люди же из народа, как только в них проснется религиозное чувство, идут в раскол, штундисты, молоканы. Так что уже давно попы служат для себя, для слабоумных и плутов и для женщин. Надо думать, что скоро они будут поучать и пасти только друг друга." Ах, если бы, лев николаич, если бы.
В конце идёт общая критика церкви и вот тут мне уже не очень понравилось, потому што как то это уже несколько устарело. Может быть в то время и имело смысл критиковать церковь за насаждение суеверий и невежества, за поддельные чудеса и многое другое, всё што приводит к языческому, магическому, примитивному обрядоверию, но в наше время так не получится. Это уже не так актуально. Церковь не такая тупая и сейчас я вижу критику обрядоверия и суеверий в самой церкви. Интересный поворот произошёл, всё таки народ сейчас не такой тёмный и для привлечения кого то поумнее, говорят уже не об обязательности обряда, а о его духовной сущности и важности работы над собой. То есть просто всё свалили на прихожан. Это не мы насаждаем суеверия, это прихожане тупые. Да, свечи нужны, но не так важны. Но всё равно нужны. Не надо искать чудес, но они есть. Ну и так далее. Эдакое разграничение целевых аудиторий. Кто потупее пусть верит в свечки, кто поумнее пусть тоже купит свечку, но подумает што она не важна, а важно там бла бла бла. А на необразованных можно ещё давить чувством вины за их непросвещенность в богословских тонкостях, лол, сплошная выгода. Интересно, што бы на это сказал Толстой. Но мы к сожалению, этого не узнаем, зато церковь может сказать -"ну вот видите, это он про суеверия говорит, а мы сами против них, так што он ошибался". Да и богословие сейчас возможно уже подправлено и приведено в нормальный вид, более современный. Хотя сомневаюсь што суть его изменилась за сто лет. Так што очень всем рекомендую "исследование догматического богословия" как критику этого самого богословия. Вполне актуально и современно, вот только кроме самого финала, да и то уже пофигу после всего то предыдущего.
Не удивительно, што после таких заявлений, иерархия высрала великую китайскую стену кирпичей и написала Толстому отлучение и анафему. www.levtolstoy.org.ru/lib/sb/book/1863/page/0 Толстой реагирует на это и пишет в своём ответе следующее. Обширная цитата"Оно незаконно или умышленно двусмысленно - потому, что если оно хочет быть отлучением от церкви, то оно не удовлетворяет тем церковным правилам, по которым может произноситься такое отлучение; если же это есть заявление о том, что тот, кто не верит в церковь и ее догматы, не принадлежит к ней, то это само собой разумеется, и такое заявление не может иметь никакой другой цели, как только ту, чтобы, не будучи в сущности отлучением, оно бы казалось таковым, что собственно и случилось, потому что оно так и было понято.
Оно произвольно, потому что обвиняет одного меня в неверии во все пункты, выписанные в постановлении, тогда как не только многие, но почти все образованные люди в России разделяют такое неверие и беспрестанно выражали и выражают его и в разговорах, и в чтении, и в брошюрах и книгах.
Оно неосновательно, потому что главным поводом своего появления выставляет большое распространение моего совращающего людей лжеучения, тогда как мне хорошо известно, что людей, разделяющих мои взгляды, едва ли есть сотня, и распространение моих писаний о религии,благодаря цензуре, так ничтожно, что большинство людей, прочитавших постановление синода, не имеют
ни малейшего понятия о том, что мною писано о религии, как это видно из получаемых мною писем.
Оно содержит в себе явную неправду, утверждая, что со стороны церкви были сделаны относительно меня не увенчавшиеся успехом попытки вразумления, тогда как ничего подобного никогда не было.
Оно представляет из себя то, что на юридическом языке называется клеветой, так как в нем заключаются заведомо несправедливые и клонящиеся к моему вреду утверждения.
Оно есть, наконец, подстрекательство к дурным чувствам к поступкам, так как вызвало, как и должно было ожидать, в людях непросвещенных и нерассуждающих озлобление и ненависть ко мне, доходящие до угроз убийства и высказываемые в получаемых мною письмах. "Теперь ты предан анафеме и пойдешь по смерти в вечное мучение и издохнешь как собака... анафема ты, старый чорт... проклят будь", пишет один. Другой делает упреки правительству за то, что я не заключен еще в монастырь, и наполняет письмо ругательствами. Третий пишет: "Если правительство не уберет тебя, - мы сами заставим тебя замолчать"; письмо кончается проклятиями. "Чтобы уничтожить прохвоста тебя, - пишет четвертый, - у меня найдутся средства..." Следуют неприличные ругательства. Признаки такого же озлобления после постановления синода я замечаю и при встречах с некоторыми людьми. В самый же день 25 февраля, когда было опубликовано постановление, я, проходя по площади, слышал обращенные ко мне слова: "Вот дьявол в образе человека", и если бы толпа была иначе составлена, очень может быть, что меня бы избили, как избили, несколько лет тому назад, человека у Пантелеймоновской часовни."
Чудно, не правда ли? Толстой удивлён таким решением, как можно отлучить того, кто сам от церкви отказался? Вся суть России, которую мы потеряли - ты по умолчанию православный и ты должен. Совершенно естественно што ничего хорошего из обязаловки в таком личном вопросе как вера, не выйдет. Вот и выходят всевозможные гонения и толпы православных, которые срать хотели на всё православие. Отчего же отлучают меня, спрашивает Толстой, и не отлучают всех остальных, ведь подобные мысли широко распространены в образованном обществе. Да как раз потому што он их высказал против иерархии. То есть если где то на приёме некий граф пожертвует некому епископу денег и скажет -"а я честно говоря, не очень верю в наши догматы, ибо не могу разуметь, как бы мария оставалас девственницею". То епископ только поулыбается и скажет -"я буду молиться дабы господь укрепил вас в вере". И всё хорошо и все довольны. Но стоило только Толстому сказать -"э, ребят, это наебалово какое то". Как на него накинулись и принялись так очернять, што прям деваться некуда, ну просто сам сатана.
Здесь опять интересно получается с точки зрения современности. Любые обвинения церковь может отрицать за счёт синода. Ведь синод - светская организация над церковью. Круто, правда? А вот были гонения, притеснения, церковная цензура и прочее и прочее. А это не мы, это синод. У нас же небыло патриарха, а синод это светская контора. Ну охренеть теперь.
На этом я заканчиваю чтение статей про отношение Толстого к церкви и религии и наверно перейду к статьям о вере в понимании самого Толстого, но особо вчитываться не буду, это мне уже не очень интересно.